НИКОЛАЙ МАКАРОВ
ХИРУРГИЯ
(Рассказ-быль почти по Чехову)
В начале двадцатого века Эмиль Кроткий изрёк сакраментальную фразу: «Зубная боль – ерунда, если зуб болит у другого».
Ясен пень, Лёшке Альховику – до лампочки этот самый Кроткий с его долбанным афоризмом. У Лёшки Альховика зуб, вернее то, что находилось под коронкой вонзилось в мозг раскалённым, безжалостным броском гюрзы ровно через десять часов после выхода на караван. Хотя, как боль с левой нижней «семёрки» шарахает по мозгам – не поймёшь этих медиков с их анатомией.
И, ясен пень, ни ожидание каравана, ни адская боль под адски жгучем афганским полудённым солнцем никак не настраивали на лирический лад. Понятно – духовский караван от разведчиков никуда не уйдёт, но когда уйдёт…
Короче, об этих четырёх кошмарно-мучительных днях – лучше не вспоминать.
…Бросив автомат брату-близнецу Сашке, Лёшка, что твой рысак, помчался в ПМП – полковой медицинский пункт, предвкушая сладострастные мгновенья по случаю избавления и от мук, и от боли, и от этого злосчастного пылесо… тьфу, ты – зуба под коронкой.
Рванув дверь медпункта, конечно же, он увидел картину из того, далёкого мирного советского прошлого, увидел лениво дремавшего «на тумбочке» дневального.
– Где зубодёр, тудыть твою растудыть?
Подскочив от страха, дневальный, запинаясь, проблеял:
– Никого нет!
– ?
– Ни одного врача нет. Все в медсанбате, помогают там. – Продолжал блеять испуганный дневальный. – Я – один здесь.
Зная не понаслышке круто-драчливую репутацию разведчиков братьев-близнецов Альховиков, державших в страхе весь личный состав полка, дневальный растёкся по стене, пытаясь прикинуться то ли ветошью, то ли портянкой, на худой конец – мешком с картошкой.
– Сколько служишь? – Рыкнул Лёшка, поднося грязный кулак к носу дневального.
– Пол… полгода. – Вновь проблеял, ещё толком не понимая что от него хочет поиметь этот близнец, то ли –Лёшка, то ли – Сашка.
Схватив полуобезумевшего дневального за шиворот, Лёшка (конечно же, Лёшка), поволок бедолагу к кабинету «зубодёра».
– Ты будешь удалять мой зуб!?!
– Я… я… я не умею!?!
– Или ты мне удалишь больной зуб, – Лёшка опять поднёс грязно-грозный кулак к носу дневального, – или я тебе выбью все зубы. В конце концов, ты – десантник или где?
Удобно устроившись в кресле, Альховик напомнил дневальному:
– Руки, руки, сучий потрах, мой лучше.
– Я не знаю как…
Лёшка не дал ему договорить:
– Вон, на стене висит плакат.
Да, на стене висел плакат со сверкающе-здоровыми зубами, демонстрируя все прелести какой-то там зубной пасты.
– Видишь – лежат щипцы, – болезный наставлял вновь испечённого зубодёра. – И, как клещами гвоздь, вырывай зуб. Не боись. Пока бить не буду.
Дневальный ещё дрожа от только начинающегося кошмара взял злосчастные «клещи», зажал ими больной зуб и что есть силы рванул на себя. Посмотрел вместе с Лёшкой на результат «зубодёрства» – в «клещах» сверкала кроваво-красная коронка. Дневальный вытер салфеткой окровавленные губы пациента.
Боль, вроде, немного приутихла. Лёшка осторожно провёл языком по ранке. В ней нагло, чуть не оцарапав язык, торчали три не вырванных корня.
– Рви их тоже!
– Не знаю – как!
Лёшка тоже не знал – как. В это время на их счастье – есть всё же десантный Бог на свете – забрёл и заглянул в зубоврачебный кабинет какой-то солдат за таблетками от поноса.
– Ты… – рыкнул на него Альховик, – посмотри в шкафу, может какой букварь по-зубодёрству найдёшь?
Второй раз фортуна повернулась к ним лицом – в шкафу пылился учебник по стоматологии.
– Ищи картинку, как вырывать зубные корни.
Совместными усилиями картинку отыскали. Вновь пришедший помощник, у которого моментально прекратился понос, зажал Лёшкины ноги, а, вошедший во вкус и уже совсем не дрожащий, дневальный принялся за стёртые «афганцем» корни левой нижней «семёрки».
Без обезболивающих, без асептики и антисептики, без элементарного медицинского образования (по-русски говоря, с ломом и какой-то матерью) два солдата, взрезав десну с обеих сторон (учебник-то – на что?) удалили все корни у Лёшки Альховика.
…Через три дня, как ни в чём не бывало, братья-близнецы: и Лёшка, и Сашка в полном здравии со своей разведротой отправились на очередной караван.
Конец августа 2019 года,
Тула.
ПИНДОСЫ
Десять лет назад, аккурат под новый год, начал собирать и публиковать материалы о тульских афганцах. Одним из первых – очерк о Сашке Кравченко, который мне поведал о «пиндосах». Мне это слово ничего не говорило. Пиндосы и пиндосы: мало ли кто и как в разные времена называл этих янок.
По закону жанра далее следует…
И вдруг узнаю про подноготную этих самых пиндосов. Но вначале отрывок из очерка «Он по-китайски шпрехает» из книги «Афганцы Тулы».
…Кто из нас знает, что у каждого генерала армии США имеется своя личная наградная медаль, которой он имеет право направо и налево награждать не только своих подчинённых? Ещё меньше знатоков найдётся, кому известно, что главный сержант сухопутных войск армии тех же США приравнивается к генералу: по крайней мере, по вопросам награждения своей личной медалью.
А наш земляк, гвардии майор запаса Александр Кравченко – десантник, разведчик, бегло говорящий на английском и разговаривающий с запинками на китайском, да просто хороший парень – награждён вышеупомянутым сержантом своей медалью за № 812. Вот, так.
Из Югославии Кравченко «привёз» кроме этой, с щедрого плеча штатовского сержанта, медали ещё и Грамоту командира 101-го разведывательного батальона армии США подполковника Ровиньё (фамилия – в русской транскрипции) «За спасение солдатских жизней», ООНовскую медаль «На службе миру» и наш, Российский орден «За военные заслуги».
– И сколько ты жизней спас? – задаю вопрос Сашке Кравченко (для меня он: Сашка – вместе служили целых восемь лет в одной дивизии и потом неоднократно пересекались наши гражданские пути-дороги) – И, главное, чьи жизни?
– Сербы стреляли по американцам, албанцы стреляли по русским. Посадил на наши БТРы американцев и они спокойно, без потерь патрулировали с нашими солдатами по сербской территории. И наоборот – вот и весь секрет.
– Ты входил в состав штаба миротворческих сил ООН. Случались какие-то – как бы помягче выразиться – нестыковки с нашими «заклятыми друзьями»?
– Какие там нестыковки? Хорошо, пара случаев. Мы, русские, называли, не знаю, откуда это пошло, всех американцев «пиндосами». Однажды их бригадный генерал просит меня, чтобы я сказал командиру русского батальона о прекращении обзывания их солдат непереводимым и непонятным, но от этого не менее оскорбительным, словом. Командир строит батальон и командным с нашим национальным ненормативным колоритом громовым голосом вещает: «С этой минуты чтобы этих пиндосных пиндосов пиндосами не называть!». Или, другой случай. Американцы – ребята простые. В армию призывают, как и у нас, с восемнадцати лет, а пиво разрешают продавать только достигшим двадцать один год. Я им и говорил: «Умирать разрешается в восемнадцать лет, а пиво пить в двадцать один – где же ваша хвалёная демократия, где логика?». Всё, с этих пор стали меня звать в переводе на русский «Создающий трудности»…
Оказывается, что на территории своей дислокации все американцы могли ходить, бегать, отдыхать, загорать хоть в плавках, но за пределами колючей проволоки – только в полной амуниции: бронежилет, каска, оружие и всё остальное, согласно перечню. И не дай Бог нарушить американский Устав, и не дай Бог такого нарушителя ранят или убьют, тогда – громадный штраф, лишение всех и всяческих льгот и увольнение (если только – ранение) без выходного пособия.
Облачившись согласно описи, американцы были просто не в состоянии передвигаться нормальным шагом, а переваливались с ноги на ногу как пингвины.
И… ларчик открывался просто.
По-сербски пингвины – правильно, угадали – пиндосы, те самые – американские вояки-пиндосы.
01.12.2019,
Тула.
ЛЕВОСТОРОННИЙ КНУТ
(Рассказ-быль)
Если в стаде не одна, а три паршивые овцы? А если это – не овцы, а трое солдат-дембелей дагестанской национальности в роте? Это вам – не хухры-мухры, тем более – не мухры-хухры.
С такой проблемой столкнулся, только что прибывший на новое место службы, командир роты (не будем называть его фамилию за давностью времён) Кировабадской воздушно-десантной дивизии (за давностью времён и эта дивизия канула в Лета, оставив после себя только тяжкие ностальгические воспоминания).
Нет, эти дембеля – справедливости ради надо отметить, что полтора года они несли службу исправно, добросовестно, о чём красноречиво говорили две младшесержантские лычки (какой дагестанец – не командир!) на их погонах – оказались ещё теми «дембелями»…
Кошмар, один кошмар: они не пререкались, не дерзили, а выслушав команду командира, лихо подбрасывали правую руку к голубым беретам, чётко отвечая: «Есть!». И… и ничего не делали. Просто уходили в укромный уголок (в каждой части полно таких укромных уголков) долой с командирских всё видящих глаз. Мало того: глядя на такое наплевательско-пренебрежительное отношения к требованиям командира, другие, всякие разные ротные «черпаки», «салажня» и далее – по списку, также расхлябанно-разгильдяски стали относиться к своим обязанностям.
Мысль идти к командиру полка за помощью в наведении уставного порядка ротным и замполитом даже не рассматривалась в принципе. В сложившейся ситуации нужны какие-то другие нестандартные, где-то даже левосторонние действия (типа – левостороннего болта, или, учитывая местный колорит, левостороннего кнута) на их хитроумные ж… жизненные принципы – действия, не подпадающие (избави Бог!) под статьи УПК и Дисциплинарного Устава Советской армии. И за рюмкой кировабадского пятизвёздного, ни чем не уступающего знаменитому, так полюбившемуся Черчилю, армянского аналогичного напитка, решение как бы само созрело после третьей (дело святое – третий тост!) порции чая. Присутствие замполита в таком деле сразу, автоматически превращало употребление этого напитка не в банальное чаепитие, а в продуманное мероприятие.
Не откладывая дело на завтра и послезавтра, здесь же, в ротной канцелярии общими командирско-замполитовскими усилиями, особо не заморачиваясь дипломатическими изысками, сочинили три одинаковые письма родителям означенных бойцов.
Самих же нарушителей ротного – не Багдадского – спокойствия отправили на Гарнизонную гауптвахту: был бы солдат, а предлог для «отдыха» на «губе» всегда найдётся. Хотя для наших антигероев, по правде говоря, и выдумывать ничего и не нужно.
Скоро не только сказка сказывается, но и почта в те далёкие советские времена ходила согласно тарифному расписанию. И в рассчитанное время: письма – туда, рысаки – обратно (Дагестан-то от Кировабада – рукой подать). Седобородые отцы младших сержантов прискакали сей минут в парадных национальных одеждах с огромными кинжалами за поясами. И сразу, не отряхиваясь от дорожной пыли, – на злосчастный плац гарнизонной гауптвахты, где на левом фланге шеренги таких же нарушителей в безмятежном спокойствии, ничегошеньки не подозревая, обретались их сыновья. Коих в этот, отнюдь не радостный для них день, переодели в стиранное-перестиранное, старое-престарое, если точнее – переодели (естественно, специально для такого случая) в рваньё дервишей, но… но с двумя младшесержантскими лычками на погонах.
Далее – картина Репина «Приплыли», или другая – «Отплыли и утонули». Взглянув на своих отпрысков, старший аксакал произнёс только одну фразу: «Вы нам – не сыновья!», и вся экзотическая троица лихо развернувшись, поскакала обратно в свои горы, бормоча молитвы Аллаху.
Младшие сержанты – их никто и не думал разжаловать обратно в рядовые – полчаса стояли лотовскими соляными столбами, не в силах произнести что-либо членораздельное.
…Оставшиеся полгода службы эти бойцы являли собой наглядное пособие всех Уставов Советской армии, способствуя наведению образцово-показательного порядка не только в роте, а во всём парашютно-десантном батальоне.
Как-то так…
02.01.2020,
Тула.