Литературно-исторический журнал
№ 6 (69) июнь, 2022
СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ.
Сорок лет спустя…
Да-да, прошло именно сорок лет с того мо-
мента, когда я последний раз ходил по улицам
своего родного села Ново-Тарбеево. И все эти
сорок лет меня не покидало желание, усилива-
ющееся год от года, посетить своё родное село,
село своего детства.
Сорок лет Моисей водил свою паству по
пустыне, чтобы евреи напрочь забыли своё про-
шлоё, свои корни. А забыл ли я?..
…Дорожный знак на окраине села показал,
что села Ново-Тарбеево больше не существует,
джипиэс моментально подтвердил эту инфор-
мацию.
Новое Тарбеево – кому-то в голову пришло
(вернее, стукнуло) изменить одну букву и убрать
дефис. Кому-то другому придёт в забубённую
головушку изменить или убрать целое слово из
названия села, а ещё лучше – совсем стереть
это название, совсем вытравить из сознания и
памяти не только название, но и само село.
В Туле до 2016 года выходил литератур-
ный сборник «Иван-озеро», затем это назва-
ние «умники» из Союза писателей заменили на
«Тульское слово». Иван-озеро – из него берёт
начало великая русская река Дон, а «Тульское
слово» – газета тульских анархистов начала
ХХ века.
…Царапая машину ветками кустов, с обе-
их сторон окруживших просёлок, оказались на
центральной улице. Вот и родной дом – бывшая
ЦПШ (церковно-приходская школа; не путать с
Центральной партийной школой), – отреставри-
рованный, с жилым вторым этажом дом рачи-
тельного хозяина; огромный двор, сараи, амба-
ры, загоны для скота и птицы, сельхозтехника
неподалёку и… старый, покосившийся сарай
прямо напротив дома. Сарай, которому более
даже не сорока, а более пятидесяти или, может,
даже шестидесяти лет.
– Уж очень добротный и большой в сарае
погреб, – поясняет новый хозяин дома, дома,
в котором жили три семьи учителей: наша се-
мья (пять человек, три комнаты), семья завуча
школы Сергея Ильича Чеканова (четыре чело-
века, две комнаты) и семья учителя начальных
классов Михаила Андреевича Богоявленского
(четыре человека, две комнаты).
В этот погреб, отдыхая у бабушки и де-
душки, падали их трое внуков – мой сын Алёшка,
сыновья средней сестры Татьяны Дениска и
Егорка. Доставала непутёвого, всего в слезах, но
без каких-либо повреждений Егорку моя млад-
шая сестра Ольга.
Чуть дальше от нашего (нашего, нашего –
жив курилка) дома – мост через ручей, заросший
с обеих сторон непролазной чащей из всевозмож-
ных кустов, лебеды и крапивы в человеческий и
выше рост: воды совсем не видно. Но не только
ручей зарос, всё свободное пространство в селе
и за околицей в отсутствие стада (да что стада
– единичные экземпляры крупного рогатого ско-
та и те встречаются редко, а о блеющих и гово-
рить-то нечего) – коров, овец и коз – медленно
превращается в первозданные джунгли средней
полосы России.
73АЛЕКСАНДРЪ
No 6 (69) июнь 2022
В то далёкое время моего детства мост, вер-
нее, не мост, а этот ручей служил индикатором
весенних каникул. По расписанию школьные
весенние каникулы проходили между третьей и
четвёртой четвертью. В нашей школе каникулы
зависели от этого ручья, в паводок своими раз-
бушевавшимися водами затоплявшего дорогу с
обеих сторон моста, что, естественно, отрезало
дорогу в светоч знаний. И каникулы иногда в
очень сильный паводок могли длиться более
семи положенных дней.
Теперь – штришок о мосте из моего отро-
чества…
…Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой
год (7476 год по арийскому календарю). Сен-
тябрь. Конец месяца. Три часа, ночи ли, утра
ли? Три часа.
Весь окрест сотрясающие раскаты грома
заставили нас (меня и Раиску Попову, училку ан-
глийского, мою ровесницу) выползти из шалаша.
Над нами безлунное, безоблачное (!) небо, звёзды:
потянуться получше – рукой достанешь. И…
раскаты грома. И… молнии, сплошной стеной
падающие в землю около моего дома (от шалаша
до дома ровно двести пятьдесят три метра –
специально измерил на следующий день).
Рядом с моим домом, метрах в двадцати,
протекает неширокий и неглубокий ручей, пря-
мо перед домом – горбатый мостик без перил,
соединяющий дорогой две сельские улицы. И
в этот мостик, и в этот ручей, в землю во-
круг мостика с безоблачного (!) звёздного неба
с жутким грохотом падали зигзаги молний.
Падали не стремительно, неуловимо, не как
бросок кобры, не вонзались огненным кинжа-
лом в землю, а именно падали. С отчётливо
различимыми зигзагами. Сплошной частокол
стоял из этих молний. А мне идти домой. Не
компрометировать же училку, мою будущую
несостоявшуюся невесту, и не играть же перед
ней труса.
И я пошёл. Пошёл в неизведанное. В неиз-
бежное. В неотвратимое. Страшно! Жутко!
Кошмарно! Ужасно! Но в то же время меня тя-
нуло, притягивало что-то неведомое к этому
злополучному мосту, к этой электрической
вакханалии.
Слышалось, по мере моего приближения,
шипение воды от попадавших в ручей молний,
через адский грохот доносилось даже это зло-
вещее шипение.
Вот – молнии рядом. Они, эти гигантские
змееподобные, огненные чудовища, рядом. Запах
концентрированного озона, почти раскалённый
воздух. Я делаю ещё шаг, и… молнии передо мной
раздвигаются, образуя неширокий коридор. Я
передвигаюсь на полусогнутых. Волосы в элек-
трическом поле стоят дыбом, потрескивая
от статистического (или там какого?) элек-
тричества. Но я живой, я продолжаю вполшага
пробираться, продираться вперёд.
Центр моста. Я оказываюсь в сплошной
полосе сплошного огня: справа, слева, впереди,
сзади, сверху – одни молнии. Я глухой от гро-
хота…
Наконец мост пройден. Сзади – продолжа-
ющийся грохот и сполохи молний. Впереди –
сплошная темнота, одно светлое пятно: све-
тящееся кухонное окно моего дома.
Отец никогда не ложился спать, пока я
не приходил домой с гулянок. Оторвавшись от
чтения (читал-то, вернее, как и вся настоящая
русская интеллигенция, не читал, а перечиты-
вал Гоголя, «Вия» перечитывал), поправив очки,
осмотрев меня с головы до ног, он недоуменно
констатировал:
– Почему ты сухой?
Я не понял, не врубился: почему я сухой, по-
чему не мокрый…
– На улице ведь дождь, гроза, гром, молнии…
…За мостом, метрах в шестидесяти, – школа.
Вначале двухэтажная деревянная, затем боль-
шая одноэтажная, теперь опять двухэтажная, но
вся из кирпича. Нет, соврал – не школа, а недо-
строенный каким-то «новым», не то «сверхновым
русским» кирпичный монстр.
Нет школы – нет учеников, или нет учени-
ков – нет и школы. 15 (пятнадцать!!!) детишек
со всего села возят за десять километров в ещё
уцелевшую сельскую десятилетку.
В конце сороковых – начале пятидесятых
годов прошлого века в Ново-Тарбеевской школе
выпускалось от шести до восьми классов по сорок
человек в каждом. Не считая вечерней школы.
74
МАЛАЯ РОДИНА
…Школа. Двухэтажная деревянная сель-
ская школа. В нашем наборе, наборе пятьдесят
пятого года, было два первых класса и пять
(пять!) десятых. По сорок и более человек в ка-
ждом классе.
В нашу школу-десятилетку ходили учить-
ся из пяти-шести соседних сёл и деревень, где
были только четырёх- и семилетки (в то время
выпускными классами были седьмой и десятый).
Это только печально знаменитый «кукуруз-
ник» влез и в образование своим грязным сапо-
жищем – или ооновским ботинком? – и сделал
выпускными восьмой и одиннадцатый; я тоже
попал под «раздачу» – единственный одиннад-
цатилетний выпуск в школе и «смерть фашиз-
му» на вступительных экзаменах в институт,
где конкурс среди школьников – восемнадцать
с половиной человек! На одно место.
…Подъезжая к селу, вышел на обочину до-
роги (шоссе Мичуринск – Липецк) и окунулся в
тридцатипятиградусное пекло. Пекло не город-
ское, с привкусами выхлопных газов и ядови-
тых испарений асфальтовых покрытий, а пекло,
обволакивающее целебным запахом полыни и
подсолнухов, растущих на бескрайних частных
полях по обе стороны дороги, ласковым теплом,
достающее до самых «печёнок». Пекло… да и
не пекло вовсе, а своё, родное, давно забытое
ощущение счастливого деревенского детства,
ощущение, заставляющее наворачиваться слёзы
на глазах.
Рядом, вон на том пригорке, стояли вагон-
чики монтажников, тянущих две нити ЛЭП Вол-
гоград – Москва. Туда все пацаны села ходили
за кусками алюминиево-стальных толстых про-
водов, чтобы потом из них сооружать подобие
сетки-рабицы и огораживать свои приусадебные
участки от всюду пролезающих цыплят.
Чуть дальше стояли вагончики строителей
нефтепровода «Дружба», где в полевом магазин-
чике продавали всяческие деликатесы. Но мы
покупали там только ситный хлеб – большие
караваи пшеничного (белого) хлеба, которого ни
в селе не пекли, ни из города не привозили (так
именовался у нас Мичуринск – «город»).
…Наконец – долгожданная встреча трёх
Колек: Кольки Макарова – автора этих строк,
Кольки Грезнева – на два года моложе автора,
Кольки Климанова – на два года моложе Грез-
нева. В этой компании не хватает Бэна Джой-
са – Тольки Жданова, на два года старше автора.
…Бэн Джойс!
Имя это я вначале услышал, а потом про-
читал «Остров сокровищ». Но это было не имя,
не прозвище, не кличка. Так звали Тольку Ждано-
ва из того самого 5-го «А». А кличка, дразнилка
у него была другая – Бык.
Коренастый, упрямый, несокрушимый ни
в драках, ни в играх Бык. И в справедливости, в
честности несокрушимый. Бык!
Из простой крестьянской семьи, с детства
приученный (да как и все из нас) к тяжёлой сель-
ской жизни. Но учился плохо – двойки-тройки.
Не успевал он учиться. Всё хозяйство держалось
на нём: отца не было (не помню почему, врать
не буду, но знаю точно, семью отец не бросал),
мать больная, младшая сестра Валентина учи-
лась со мной в одном классе.
Уважали его все: и взрослые, и сверстники,
и младшее поколение. В десятом классе бегал
на лыжах по первому разряду.
После десятилетки задумал он поступать
в военное училище (это с его-то отметками,
но… но первый разряд по лыжам, он и в Африке –
первый разряд). А его невзлюбил завуч (Сергей
Ильич Чеканов, преподаватель истории, его
никто не то что не любил, а мало кто и ува-
жал, не было таких практически). Невзлюбил
за упрямый, открытый характер и пообещал,
что наш Бэн Джойс окончит школу без атте-
стата, т. е. по истории у него будет не более
двух баллов, и прощай, училище.
Отец всегда неравнодушно относился к
Бэну Джойсу. Наверное, и у него такое же было
детство (да не наверное, а точно такое, без-
отцовское детство). И всегда чем мог помогал
ему. Помогал вплоть до последнего экзамена. Ну
не су… собака ли, эта судьба-злодейка: в день
экзамена по истории (последнего выпускного
экзамена!) отца вызывают в Мичуринск в роно
(районный отдел народного образования) по
каким-то неотложным, сверхсрочным делам (а
не козни ли это завуча – пришло мне в голову
только сейчас, когда пишу эти строки).
75АЛЕКСАНДРЪ
No 6 (69) июнь 2022
Закон подлости не подвёл и в этот раз: по
истории у Бэна Джойса – двойка. Бэн Джойс без
аттестата. Выпускной вечер без Бэна Джойса.
Без нашего Тольки Жданова.
Конечно, на отца донесли, стукнули куда
следует за исправленный экзаменационный
протокол по истории (как-никак директор шко-
лы – председатель экзаменационной комиссии,
имеет право).
Донесли! Донесли за выданный Бэну Джойсу
аттестат зрелости.
Последний раз я, лейтенант медицинской
службы, встречался с Бэном Джойсом – с гвар-
дии майором Анатолием Ждановым, слуша-
телем Военной академии имени М. В. Фрунзе,
неоднократным призёром первенств страны по
самбо – в далёком семьдесят четвёртом году, в
мае, случайно, у метро «Парк культуры».
Где он сейчас, Бэн Джойс?.. Из моего дет-
ства…
…Колька Грезнев – Николай Васильевич
Грезнев, – прошедший за тридцать девять лет
путь от простого рабочего до директора круп-
нейшего завода по производству заслонок для
газовой отрасли в Усть-Каменогорске, лично зна-
комый с президентом Казахстана Назарбаевым.
Грезнев и заехал за мной из Москвы, где живёт
после выхода на заслуженный отдых.
– Моя секретарша, имея высшее филоло-
гическое образование, – стоя напротив бывшей
школы, рассказывает Грезнев (Пузанок – его дет-
ский «псевдоним»), – перед тем как приносить
мне на подпись, тщательнейшим образом про-
веряла и отбраковывала за любую грамматиче-
скую или там какую другую ошибку документы.
Поясняя при этом: «Я не хочу быть уволенной из-
за ваших ошибок! Николай Васильевич учился
русскому языку и литературе у самого Алексея
Дмитриевича Макарова!»
– Да, твой отец, – обращаясь ко мне, про-
должает Грезнев, – давал нам капитальнейшие
знания. А вот мать математике нас, и меня в том
числе, не научила.
И, видя моё недоумение:
– Твоя мать доводила нас до восьмого и
в девятый класс передавала Коту – Владими-
ру Дмитриевичу Бородину, никудышному и
никчёмному математику даже по сельским
меркам.
– У матери не было высшего образования,
поэтому её потолок – семилетка, затем – вось-
милетка.
…Мать всегда (!), к каждому (!) уроку за всю
свою педагогическую деятельность писала под-
робные планы. Всегда!
И кучи тетрадей. Кучищи! Монблан! Эве-
рест! Тетрадей учеников – с домашними за-
даниями, с контрольными работами (к следу-
ющему уроку все должны быть проверены, с
разбором каждой ошибки). И не у одного класса,
а у трёх-четырёх. Каждый день! Отец никог-
да планов не писал, черкнёт пару строк – и
готов к занятиям. Он в основном преподавал
в вечерней школе (вечерняя школа – это после
двух дневных смен, где занимались нормальные
по возрасту ученики, по вечерам приходили те,
кто не успел получить образование в семи- или
десятилетке в войну, в тяжёлые послевоенные
годы, т. е. простые советские колхозники раз-
ных возрастов – помните многосерийный фильм
«Большая перемена»? Всё точно так же проис-
ходило – только со скидкой на время и место).
И он там тоже преподавал. На уроках его (как
говорили ученики) слышно было, как летают
мухи по классу, как вибрируют стёкла в окнах
от малейшего ветерка.
Как жаль, что мне не пришлось учиться
в его классе, хотя по большому счёту вся его
жизнь для меня была уроком. Отца в школе не
боялись. Нет! Мать боялись – на её уроках тоже
стояла тишина. Но… Другая тишина. Отца не
боялись. Директора школы не боялись. Что та-
кое директор школы в большом селе? В середине
двадцатого века? Третий человек в сельской
иерархии: председатель сельсовета, председа-
тель колхоза, директор школы. А учитывая его
военное прошлое, его орден (на всю округу всего
два «Красных Знамени»), его высшее образование
(по-моему, в те времена – только одно на весь
колхоз) плюс его постоянное депутатство в
сельском совете, – непререкаемый авторитет
среди сельчан. Со всеми бедами и радостями
шли к нему со всего села. Занесёт судьба кого-то
из его выпускников с заоблачных высот (а для
76
МАЛАЯ РОДИНА
села того времени работа в Москве, служба в
армии – большая высота!) в родные просторы,
обязательно приходят к отцу.
И что характерно (по своей природе дети
жестоки, бескомпромиссны в своих суждениях,
их на мякине не проведёшь), в школе у всех (до
самого последнего сторожа) были клички, драз-
нилки, устный фольклор, своей безжалостной
точностью и меткостью характеризующий
каждого. В письменном виде это творчество
появлялось везде (на стенах туалетов – есте-
ственно, удобства, как и во всём селе, на улице),
на партах, на деревьях, на стенах классов и
коридоров.
Ещё раз повторю: у всех учителей (у всех!)
были клички. У отца за всю его педагогическую
деятельность – никогда (ни-ко-гда!!!) не было
кличек. У него одного на всю школу. А может –
и на весь район…
…При каждом приезде в родное село Грез-
нев обязательно посещает погост и наводит по-
рядок на могилах, где похоронены его родители
и двоюродный дед, все с фамилией Грязневы.
– Половина нашей семьи носит фамилию
Грязнев, половина, в том числе и я, фамилию
Грезнев. В сельсовете разные сидели «писарю-
ги». – И продолжает с гордостью: – Через интер-
нет нашёл своего деда, вернее, его могилу во
Львове, где он погиб в Первую мировую войну
в пятнадцатом году.
…У Кольки Климанова – Николая Григорье-
вича Климанова, подполковника в отставке – в
селе свой дом. Здесь, то есть в селе, он родился,
здесь вырос, здесь поступил в Камышинское
высшее военное строительное командное учили-
ще. По увольнении из армии, получив квартиру
в Воронеже, он по несколько раз в год приезжает
в село, где у него имеется небольшой огородик
и такой же небольшой дворик.
– Половина команды – чемпионы Тамбов-
ской области по эстафете четыре по сто – в сбо-
ре, – обнимаясь со мной, он смахивает слезу и
поясняет Грезневу: – На чемпионате ДСО «Уро-
жай» Макаров бежал первый этап, передавая
мне эстафетную палочку; на третьем и четвёр-
том этапах бежали также наши, новотарбеевские
школьники.
– Нет, – поправляю Климанова, – у меня
два чемпионства. Ты числился трактористом,
а я проходил комбайнёром широкого профиля.
…По приезде на летние каникулы в род-
ное село спорткомитет Мичуринского района
трижды приглашал меня выступать на пер-
венстве области по лёгкой атлетике за спорт-
общество «Урожай». Естественно, в документах
я значился комбайнёром колхоза имени Ленина,
куда входило и село Ново-Тарбеево.
Так как в мичуринской школе No 8 и Рязан-
ском мединституте я тренировался у профес-
сиональных тренеров, то тренировки бегунов
по приезде на соревнования в Тамбов входили в
мои обязанности. И в Мичуринске, и в Рязани в
самой престижной эстафете четыре по сто
метров мне всегда доверяли первый этап – у
всех выигрывал стартовый рывок.
В Тамбове мне тоже пришлось бежать
первый этап, но в этой эстафете первый и
третий этапы бежали мужчины, а второй и
четвёртый – девушки. На тренировках самым
сложным элементом оказалась передача эста-
фетной палочки от первого этапа, то есть
меня, второму этапу, то есть девушке из со-
седнего колхоза «Рассвет».
И в очередном тренировочном забеге, как
обычно, на максимально возможной скорости
передаю палочку правой рукой в её левую руку,
и она…
Она, получив палочку, резко берёт вправо
и левой стопой попадает под мою шиповку на
правой ноге. Стопа пропорота насквозь в трёх
местах, кровищи – ужас. От девчушки – не
помню её имени-фамилии – ни слёз, ни стонов.
К счастью, ни сухожилия, ни кости не задеты.
Срочно четвёртый этап переставляем на
второй, а на четвёртый этап ставим спорт-
сменку из запаса.
Финальный забег даже в таком ослабленном
составе мы выигрываем с рекордом области.
Меня приглашают войти в сборную области на
первенство России ДСО «Урожай» в Волгограде.
Я скромно отказываюсь, не называя причины, –
числился в то время в рязанском «Буревестнике».
…Перекусив с дороги, наше трио Николаев
среди зарослей тех же кустов, крапивы и лебеды
77АЛЕКСАНДРЪ
No 6 (69) июнь 2022
выдвинулось на речку. Речка, кстати, река Воро-
неж, к сожалению, являла собой тоже удручаю-
щее явление. Только небольшой пятачок чистой
воды и незаросшего берега, на джипиэсовской
карте именуемый «пляжем», манил нас более-
менее какой-то свежестью и прохладой.
По дороге Климанов нас предупредил, что в
селе отмечается нашествие змей – гадюк и медя-
нок, – поэтому ходить необходимо с оглядкой и
осторожностью. Да-а, в детстве в лес по грибы и
ягоды ходили, не обращая внимания на змей. И
в лес-то дорога, как и все сельские дороги, была
в приличном состоянии. Сейчас же в лес и прой-
ти-то можно с превеликим трудом: от речки до
первых деревьев сплошные заросли многолетней
сухой травы в человеческий рост и никаких дорог.
Искупались, вспоминая заплывы на про-
тивоположный берег за арбузами и дынями,
созревающими на обширных колхозных полях,
вспоминая, как мой отец здесь ловил рыбу.
Возвращаясь с купания в село, Климанов
закурил, а я вспомнил своё первое и последнее
знакомство с этой «дрянью».
…В детстве курить, наверное, пробовали
все деревенские, а может, и городские мальчиш-
ки. Не обошло и меня это увлечение.
После весенних каникул (в большинстве
сёл и деревень каникулы соответствовали ве-
сеннему паводку) в одно солнечное воскресенье
ватага сельской ребятни собралась на уже про-
сушенном заливном лугу.
Разожгли костёр из сухих водорослей, нашли
корни какого-то болотного растения, похожие
на стебли бамбука, смастерили из них подобие
курительных трубок и… и набили эти трубки
растёртыми до порошка сухими водорослями.
Стали курить. Дошла очередь и до меня –
глубокий вдох… Мои лёгкие вывернулись наи-
знанку – кашель, слёзы, сопли, минут пять дли-
лось это моё первое и последнее знакомство с
курением.
На всю жизнь осталось это отвратитель-
нейшее состояние организма, отбив напрочь
возможные будущие попытки курения.
…Вечером я пошёл в гости к своей детской
подруге, однокласснице Нинке Ткачёвой – Нине
Григорьевне Ткачёвой. На другой конец села.
На центральной улице – асфальт, где лучше,
где хуже; на обочине улицы стоят мусорные кон-
тейнеры; в каждом доме – газ и вода, у кого-то – и
канализация, электричество – это естественно;
на некоторых домах – тарелки телевизионных
антенн. Но многие дома пустуют, многие раз-
рушены, огороды в непролазных зарослях из всё
тех же кустов, крапивы и лебеды.
…В памяти всплывает зима: по Цельсию –
ниже тридцати. Март пятьдесят третьего,
пятое число. Растерянные, осунувшиеся лица,
красные флаги с чёрными лентами.
Мы (наша семья – отец, мать, сестра Та-
тьяна и я) живём в деревне, вернее, в селе. Село
Ново-Тарбеево – в двадцати километрах запад-
нее Мичуринска, на берегу реки Воронеж, в ту
пору полноводной широкой реки.
Отец и мать – учителя. Окончили Мичу-
ринский учительский институт. Мать (Татья-
на Сергеевна Макарова) так всю жизнь и писала
во всех анкетах в строке «образование»: «неза-
конченное высшее» (не среднее и не высшее),
специальность – «математика». Отец после
учительского в пятидесятом заочно окончил
Тамбовский педагогический (что автоматиче-
ски подразумевало на пиджаке ромбик высшего
образования – «поплавок»), специальность «рус-
ский язык и литература».
Март пятьдесят третьего, начало ме-
сяца. Утопающие в сугробах дома. По улицам
только санные следы, укатавшие дорогу до
асфальтовой твёрдости («асфальтовая твёр-
дость» – тогда в селе такого и понятия-то не
было, это из нынешнего времени такие ассоци-
ации). Электричества нет и в помине. Вода в
колодцах, «удобства» – во дворе. Радио проведут
только через несколько лет.
На всё село пять радиоприёмников (гро-
мадные агрегаты с тяжёлыми угольными ба-
тареями питания и антеннами на крышах, у
нас был радиоприёмник «Искра»).
Где имелись эти чудо-машины (по тем вре-
менам в сельской местности так оно было на
самом деле): в сельсовете, в правлении колхоза
(колхоз имени Ленина – середнячок-колхоз по
всем показателям во все времена, но «железный»
середнячок), в школе, у директора школы, у нас
78
МАЛАЯ РОДИНА
(отец в ту пору был уже завучем – вторым че-
ловеком в школьной табели о рангах).
И у этих очагов культуры собрались все
жители нашего села. Все!!! Даже женщины
(сельские замордованные непосильным тру-
дом бабы) с грудными младенцами. Все!!! Все
внимали жутким, страшным словам диктора:
«Умер Сталин…»
Умер Сталин… И я этот день помню. Пом-
ню!!! Отчётливо помню этот день – было мне
всего чуть больше пяти лет…
…Не успел я открыть калитку усадьбы, как
с крыльца дома сбегает Нинка и бросается ко
мне в объятья. Среди поцелуев шепчу ей на ухо:
– Муж-то не ревнивый?
Она смеётся тем таким далёким детским
смехом четвероклассницы Нинки Ткачёвой, а у
меня ёкает под сердцем.
– Не бойся, не ревнивый. – И продолжает,
видя спешащего ко мне с такими же объятиями
мужа Виктора, на три года раньше нас окончив-
шего школу: – Ты такой же циник, каким и был.
– Врачи все по определению циники.
…Первый класс сельской школы.
Белоснежная рубашка, только вчера ку-
пленная матерью в сельпо, опрометчиво остав-
ленная без защиты снятого пиджачка; гвалт
большой перемены, напоминающий многократ-
но увеличенное броуновское движение, и…
И столкновение с Нинкой Ткачёвой, моей
соседкой по парте, вернее, не с ней, а с её огром-
ной пластмассовой чернильницей.
Результат, ясное дело, оказался до безо-
бразия предсказуем: рубашка от ворота до
ремешка брюк вся фиолетовая, слёзы на лице
Нинки, размазанные испачканными ладонями,
тоже фиолетовые.
В классе мгновенно устанавливается зло-
веще-звенящая тишина, нарушаемая всхли-
пываниями виновницы «торжества». Как же –
испорчена рубашка сына самого директора
школы. В ещё несмышлёных головах первокла-
шек возникают кошмарные видения наказания
моей соседки – вплоть до исключения из школы.
Вместе со звонком на третий урок в классе
появляется моя мать – учитель математики
старших классов, – награждает меня увеси-
стым подзатыльником (сам, мол, виноват, смо-
три, куда летишь), успокаивает уже рыдающую
навзрыд Нинку, уводит её из класса.
Через долгий десяток минут в класс, спро-
сив разрешения, входит улыбающаяся, умытая,
причёсанная, с большой конфетой в руке моя
соседка.
Со мной «разбор полётов» продолжался
дома, в узком кругу. Впоследствии, что бы ни
происходило в классе, что бы ни случилось,
всегда оказывался виноватым я – сын самого
директора школы, – никакого спуска мне роди-
тели не давали…
…На кухонном столе чистого уютного
домика сельские разносолы (всё со свое —
го огорода) и яства (городские колбасные и
другие нарезки), своего производства алко-
гольсодержащие напитки, от лёгкого вина до
неподражаемого деревенского коньяка (пя-
тизвёздочный «Арарат» отдыхает в сторонке).
Естественно, налегаю на только что выкопан-
ную и сваренную картошку, посыпанную зе-
ленью, малосольные огурчики, маринованный
чеснок, разрезанные на куски огромные жёл-
тые и красные помидоры, дыню и арбуз, также
выращенные на своём огороде.
– Нин, ты изменилась… – выдерживаю пау-
зу, – на чуть-чуть. Сними очки – и вот она, дев-
чонка с озорными глазами моего детства.
– А ты такой же сельский, наш сельский
пацан – не директорский сынок, не городской
зазнайка и выскочка, а наш – новотарбеевский.
Взяв лопату, пошли с Ниной в огород, я
вырыл небольшую ямку, руку погрузил в там-
бовский жирный чернозём и насыпал пяток при-
горшней в приготовленный для этого мешочек.
– Давно хотел привезти в Тулу горсть род-
ной земли.
– Что ни говори, мать сыра земля.
Так прошёл один день моего пребывания в
родном селе спустя долгих сорок лет…
Николай МАКАРОВ
Август 2021 года,
Ново-Тарбеево (Новое Тарбеево) – Тула
79АЛЕКСАНДРЪ
No 6 (69) июнь 2022